Мальчики с бантиками - Страница 14

— Ура! Мы победили…

Так я, юнга Эс Огурцов, закончил войну…

Разговор второй

На этот раз вместо книг по тропической медицине я увидел на столе Огурцова стопку книг о древнерусской живописи.

— Возник новый интерес — спросил я.

— У меня всегда так… Я привык обкладывать себя книгами на тему, которая мне мало известна или непонятна. Я поставил себе за правило: в день не меньше сорока страниц нового текста. Если свежих книг нет, я перечитываю что-нибудь знакомое, но уже не сорок, а сто страниц… Этим я постоянно держу себя в норме.

— Но ведь на это у вас уходит все свободное время?

— Как понимать «свободное время»? — спросил Огур-ц0в> — что значит «свободное»? Разве время должно быть незаполненным? Или вне работы человек должен гонять лодыря? Неверно! Карл Маркс называл свободное время пространством для развития личности…

Потом мы заговорили об отношении ремесла к образованию. Огурцов, кажется, гордился своей принадлежностью к ((великому цеху мастеровых и ремесленников».

— Значит, у вас нет никакого диплома?

— Школа Юнг была единственным учебным заведением, которое я окончил. С тех пор я учу себя сам, и мне это нравится.

Очевидно, я задел больную струну в душе Огурцова.

— Диплом ведь еще не делает человека счастли-'вым, — продолжал он. — Разве плохо быть хорошим ювелиром, скорняком или стеклодувом? Ведь чудеса можно творить! Вот я, компасный мастер, знаю русскую историю не хуже аспиранта в университете. Но я же не требую для себя диплома историка. По пять лет сидят на шее у родителей и государства, протирают себе штаны, а потом выясняется, что профессия им не нравится. Они, видите ли, ошиблись! Вот откуда рождается неудовлетворенностъ жизнью.

Постепенно наш разговор переключился на юнг:

— Сейчас я вам кое-что покажу. — Огурцов вышел и вернулся с бескозыркой, размером не больше десертной тарелки. — Вот это — моя… Смешно, правда? Глядя на нее, понимаю, какой я был тогда маленький. А счастлив я был тогда безмерно! Но первый пот с нас сошел именно на Соловках. Пришлось делать то, к чему некоторые из нас никак не готовились. Нам казалось, что главное — надеть форму. Однако еще никто не становился моряком от ношения тельняшки и бескозырки. Одного желания сражаться с врагом еще мало.

— Ну, а романтика… — напомнил я неосторожно.

Савва Яковлевич неопределенно хмыкнул.

— Романтика — фея нежная и весьма капризная. С нею надобно обращаться осторожно. Для тех, кто действительно любил флот, трудности только укрепляли их романтическое стремление. А из таких, что случайно увлеклись морем, романтику вышибло сразу, как пыль из мешка. Такие люди видят в морской службе лишь тяжкую повинность, которую приходится отбывать в расплату за минутное увлечение юности.

— Вы мне подали мысль, — сказал я. — Следующую часть я с ваших же слов назову так: «Без романтики».

— Вы все перепутали, — сердито отвечал Огурцов. — Таких слов я никогда не произносил. Как я, романтик в душе, могу отказаться от романтики? Нет, романтика как раз была. Только путь в нее лежал через преодоление трудностей. Тут скрывать нечего: было нелегко.

— Так как же мы назовем следующую часть?

— А как хотите, — отмахнулся от меня Огурцов.

В конце разговора, собираясь уходить, я спросил:

— Савва Яковлевич, вы сегодня чем-то огорчены?

— Да. В газетах пишут, что какой-то мерзавец застрелил на Соловках последнего оленя. Это был самец. А год назад браконьер убил самку. Убил ее, сожрал тишком, а обглоданные кости забросил в крапиву… Архипелаг лишился большого семейства. Много веков назад монахи завезли оленей из тундры на остров и приучили их к жизни в этом дивном лесу. У красоты отнята часть ее! Соловки, — заключил Огурцов, — драгоценная жемчужина в короне нашего государства, а любой жемчуг, как вы знаете, нуждается в уходе. Иначе он померкнет, и ему уже не вернуть былого блеска!

Часть вторая. Гавань благополучия

Не секрет, что в начале войны на самые опасные участки фронта командование бросало «черную смерть» — матросов! Тогда-то и появилась эта отчаянная песня:

А когда бои вскипают
И тебе сам черт не брат,
В жаркой схватке возникают
Бескозырка и бушлат.
Это в бой идут ма-тро-сы!
Это в бой идут мо-ря!

Никогда не сдаваясь в плен, предпочитая смерть с последним патроном, многие моряки не вернулись из атак на свои корабли. Уже на втором году войны флот испытывал острую нехватку в хорошо обученных специалистах. Ведь те, кто погиб на сухопутье, были минерами, радистами, рулевыми, гальванерами, оптиками и электриками…

Павших должны были заместить юнги. Хотя по званию они и ниже краснофлотца, но Школа Юнг давала им полный курс обучения старшин флота.

Царский флот имел своих юнг. В советском же флоте юнги никогда не числились. Имелись лишь воспитанники кораблей, но плачевный опыт их «воспитания» привел к тому, что во время войны их на кораблях не держали. Эти воспитанники были, по сути дела, живой игрушкой в команде взрослых людей. Они хорошо умели только есть, спать, капризничать и получать в школе двойки, ссылаясь на свою исключительность.

Совсем иное дело — юнги! Это тебе не воспитанник, которому не прикажешь. Юнга — ответственный человек, знающий дело моряк. Приняв присягу, он согласен добровольно участвовать в битве за Отчизну, и смерть вместе со взрослыми его не страшит, как не страшит и любая работа.

Слово «юнга» — голландского происхождения, как и большинство морских терминов, пришедших на Русь в пору зарождения русского флота. Основав в 1703 году легендарный Кронштадт, Петр I открыл в нем и первое в стране училище юнг. Сам император, будущий шаут-бенахт флота российского, начинал службу на флоте в Зине «каютного юнги». А это значило, что если адмирал