Мальчики с бантиками - Страница 51


К оглавлению

51

Он снова погладил кота, а я присматривался к его руке. Заметив мой взгляд, Огурцов несколько раз сцепил и расцепил пальцы:

— Нормально! — похвастал он. — Могу орехи давить.

— А раньше, как было?!

— Знаете, на Соловках я болей уже почти не испытывал. Но иногда пальцы словно бы немели. Не удалось скрыть этого только от мичмана Сайгина…

— Вы знаете, какова жизнь этого человека сейчас?

— К сожалению, нет. Но если он жив, я хочу передать ему нижайший русский поклон. Этот мичман стал моим адмиралом. Конечно, не всегда адмирал может помнить своих матросов. Но зато матросы всегда его помнят. Ради моей памяти о мичмане Сайгине, светлой для меня и поныне, прошу вас в повести не изменять его фамилию. Сохраните его подлинную… Может, он жив? Старику станет приятно, что он не забыт.

Я обещал это сделать. Говоря о Сайгине, Огурцов произнес слова, которые я четко сохранил в памяти:

— Истинный меридиан — это ведь тоже абстракция, придуманная людьми для удобства судовождения. Но без этой абстракции сейчас уже не вывести корабля в океан.

Часть четвертая. Без каникул

Я с юных лет был постоянным свидетелем ваших трудов и готовности умереть по первому приказанию, мы сдружились давно; я горжусь вами с детства!

Адмирал Нахимов

Как Авачинская сопка открывает с моря берега Камчатки, так и Секирная гора, далеко видимая, открывает Соловки…

Ранней весной, когда леса еще додремывают под снежной шубой зимние сны, с далекого Мурмана уже летит на Соловки первая чайка. Это чайка-вестница, и отличить ее легко — на шее у нее черное ожерелье. Она садится на башню маяка, что стоит на вершине Секирной горы, и целый день над островом разносятся ее резкие крики… Все вороны, прожившие зиму на Соловках, вдруг разом снимаются, отчаянно галдя, и черная эскадрилья отбывает в сторону материка, А на следующий день уже летят на Соловки чайки, чтобы жить здесь до осени. Местные рыбаки говорили юнгам, что чайка на Соловках — особой породы, которая так и зовется «соловецкой». Впрочем, особой разницы между чайками юнги не замечали. Весна! Загорелись первые ландыши на полянах

* * *

Глубокий тыл послал на фронт письма. Их был очень много, этих писем, и писали их, как правило, женщины. Весной часть таких писем неведомыми путями попала на Соловки. По разнарядке, чтобы никого не обидеть, несколько писем было отправлено и в Савватьево.

Росомаха прочитал на одном конверте:

— Отличнику боевой и политической подготовки имя не указано… Кто у нас тут отличник? — и вручил письмо Огурцову: — Тебе отвечать…

Савка еще ни разу в жизни не получал писем от посторонних людей, тем более от незнакомой тетеньки. Это его так разволновало, что он не стал вскрывать письмо в присутствии класса, забрался с конвертом в густой бурелом, уселся на мягкий сугроб и там прочитал его. Неведомая корреспондентка предлагала Савке встретиться в Костроме в шесть часов вечера после войны. Переписываться она хочет с героем-моряком, который, начав с ней переписку, должен еще крепче бить фашистов. Сама она замужем еще не была, все находят ее очень симпатичной, просит героя прислать фотокарточку.

Вечером, сидя в кубрике, Савка писал ответ, старательно закрывая свое письмо от шныряющих мимо товарищей.

Уважаемая Глафира Степановна!

Сразу сообщаю, что я никакой не герой, мне скоро исполнится 15 лет, а сейчас я отличник учебы, как Вы того и желали. Когда я научусь всему, что надо знать, меня отправят на боевые корабли. Мамы у меня нету, папа пропал под Сталинградом, зато у меня есть бабушка, которая живет в Ленинграде. Вы только не беспокойтесь — кормят нас здесь хорошо. Тут собрались одни некурящие, вдобавок баталеры выдают нам 300 гр. сахарного песку. Сладкое я очень люблю и мечтаю, что после войны до отвала наемся пирожных

Над ухом Савки раздался голос:

— Нет, вы только гляньте, что этот лопух тут сочиняет!

Письмо отняли, и на правах морского братства оно было прочитано во всеуслышание. Юнги дружно кипятились, возмущенные:

— Как тебе не стыдно? Кто же такие письма с флота шлет?

— А что? — заробел Савка. — Ошибок, кажется, нет.

Игорь Московский был особенно недоволен:

— Твое письмо — сплошная моральная ошибка. Ты кому пишешь? Женщине, которая желает видеть в тебе не сопляка, а героя… Чего ж ты расписываешь, как маленький, про сладкое?

С другого «борта» вмешался и старшина Колесник:

— Если она просит фотографию героя прислать, я согласен свою пожертвовать… У меня как раз физия неотразимая! В Костроме еще не бывал. Почему бы и не заглянуть в нее… проездом.

Савка растерялся оттого, что его личное дело стало общим. В конце концов поручили писать Игорю Московскому, и тот накатал:

Дорогая боевая подруга!

Вот уже пятые сутки грохочет шторм силою в 10 баллов по шкале Бофорта. Только что выдержан жестокий бой. Противник в результате побежден. В грохоте океана уже рождается могучая симфония нашей победы. Не горюй, подруга! В шесть часов вечера после войны жди меня на вокзале. Мы не пропадем! Все штаги натянуты, ветер бьет нас в крутой бейдевинд, вовсю скрипят стрингеры, пиллерсы, бимсы со шпангоутами

Далее по порядку были перечислены части корабельного набора.

— Вот так надо брать их за жабры! — сказал Игорь.

Колесник настойчиво пихал в конверт свою карточку — портрет морского красавца двадцати пяти лет. Но Росомаха идеи своего соседа не одобрил, а юнгам заявил откровенно:

— Сколько вас учу — и все без толку… Я только и спокоен за вас, пока вы дрыхнете… Подумайте сами. Живет себе женщина. Вкалывает по шестнадцать часов у станка. Выкупает пайку хлеба по карточкам, носит ватники, мечтает о том счастье, что настанет в шесть часов вечера после войны… Лучше уж ничего не написать, а врать… подло! Тем более — по отношению к одинокой женщине. А ты, Игорь, — сказал Росомаха старшему — я ведь дураком тебя не считал. Что же ты? Решил стрингером покорить? Огурцов, конечно, сморозил глупость, но зато глупость была честной… Отбой. Дробь атаке. Ложитесь-ка спать!

51